— Да-да, дитя мое, слава господу богу нашему за то, что помог тебе так быстро родить
ребенка. Я думаю, твой сын будет счастлив, ведь он рожден в церкви.

—    Мой сын должен быть счастливым, — задумчиво сказала Констанция, пытаясь
встать на ноги. Но монахини удержали ее.

—    Лежи, лежи, дитя мое, сейчас принесут носилки, — настоятельница провела рукой
по волнистым каштановым волосам, — все будет хорошо, успокойся и ни о чем не думай.

—    Спасибо, — поблагодарила графиня де Бодуэн добросердечную монахиню.

Говорят, время лечит все раны. Может быть, это и так, но если в сердце поселяется

неистовая любовь, смешанная с безудержной страстью, то никакое время над ней не
властно, и сердце продолжает болеть, а рана кровоточить. Король как ни пытался
выкинуть из своей души Констанцию Бодуэн, ему это никак не удавалось. Он

На несколько дней исчезал из столицы, прятался в своем загородном дворце,
безудержно пил вино. Но хмель не брал короля. Тогда он вскакивал на лошадь, яростно
стегал своего скакуна и тот, выбиваясь из сил, мчал своего седока. Но ни вино, ни
безудержные скачки — ничто не могло вернуть короля в былое расположение духа. Он по
несколько дней молчал, не отвечая ни на какие вопросы. Он даже не разговаривал со
своим сыном, головой указывая принцу на дверь.

Ребенок недовольно морщился, кривился и уходил. Казалось, во взгляде короля
застыла смертельная тоска и ничто не сможет ее прогнать, растопить и уничтожить.
Король выглядел, как смертельно больной человек. Все при дворе знали о тайной причине
болезни своего монарха, но ничем не могли помочь.

Через месяц ребенок, рожденный Констанцией, был крещен. И то ли по воле судьбы, а
может это просто было совпадение, крещение ребенка происходило в том же соборе, где
Констанция родила сына. И совершил обряд один из священников, разговаривавших с
молодой женщиной, пытавшихся уговоритьКонстанцию, чтобы она совершила смертный
грех, изменила мужу и открыла свое сердце королю Витторио, которого сжигала
любовная страсть.

Король тоже присутствовал на обряде. Его лицо было мрачным, а взгляд был
постоянно устремлен в одну точку, куда-то поверх головы епископа, производящего
крещение ребенка, нареченного Мишелем.

Старый епископ время от времени поглядывал на молодую счастливую мать, шептал
слова молитвы, произносил звучные латинские фразы, а потом окропил из серебряного
кувшина головку младенца теплой водой и закончил обряд крещения торжественной
молитвой, прославляющей господа бога.

Арман и Констанция были счастливы. А старая графиня де Бодуэн буквально не
находила себе места от переполнявших ее чувств. Она мечтала иметь внука и вот, наконец,
господь бог послал ей такое счастье. Она то и дело заглядывала в плачущее личико
ребенка, перепуганного всем происходящим, что-то шептала ему но ребенок реагировал
на ласковые слова своей бабушки очень своеобразно.

Он запустил ручонку в густые волосы парика и долго не выпускал, так, что старая
графиня де Бодуэн едва отделалась от своего строптивого внука. Но даже это маленькое
происшествие не омрачило праздник и счастливое семейство вернулось в свой дворец в
прекрасном расположении духа.

—    Арман, ты счастлив? — спросила Констанция, уже сидя в карете.

—    Да, дорогая, — негромко прошептал граф де Бодуэн и отпрянул от окошка, лицом к
лицу столкнувшись со своим королем.

—    Что тебя напугало, муж?

—    Ничего, ничего, дорогая.

Но Констанция и так все поняла. Она увидела широкую спину короля. Монарх
удалялся к своему дворцу, подданные спешили за своим королем, едва поспевая за его
широким шагом. Парик развевался на ветру, лицо короля было решительным и мрачным.
Казалось, ничто не может развеять его настроения, ничто не можетзаставить короля