— Нет-нет, ваше величество. Это совсем не так. Услышав подобный ответ, король
Пьемонта заулыбался. Он, собственно говоря, и не ожидал услышать другие слова. Но
вдруг его лицо стало хмурым.

—    Знаете, граф де Бодуэн, короли иногда испытывают удовольствие от тонкой лести от
своих придворных, а подданные получают за это скорейшее продвижение по службе.

Констанция, продолжая играть, то и дело посматривала на короля и своего мужа. Она
не слышала, о чем разговаривают мужчины, но видела их сосредоточенные лица,
сверкающие в полумраке большой комнаты глаза.

А граф де Бодуэн и король Витторио вновь поднесли флейты к губам, их пальцы легко
побежали по клапанам, и музыка флейт и клавесина вновь наполнила звуками комнату.
Трепетали язычки пламени свечей, зыбкие тени метались по шпалерам, потрескивали
дрова в огромном камине, а два флейтиста играли и играли, глядя в глаза друг другу. Они
как бы состязались — кто же не выдержит первым, кто же опустит свою флейту.

Не выдержал король Витторио — он был нетерпелив и несдержан от природы.

—    Вы, наверное, думаете, граф, сколько же я еще буду докучать вам своим визитом?

Арман хотел было начать отнекиваться, но король движением руки остановил его.

— Помолчите, граф. Я все прекрасно понимаю. И он зло швырнул флейту на пюпитр,
но не рассчитал, и пюпитр с дребезжанием упал на пол, а флейта отлетела к стене.

—    Играйте! Играйте, граф! Не оставляйте музыку! — приказал король, и его
подданные выполнили этот приказ, не смея ослушаться своего монарха.

Король нервно прошелся по большой комнате, на несколько мгновений исчезнув в
темном углу, потом вновь появился в лучах света, схватил свою черную шляпу, трость и,
даже не попрощавшись, покинул комнату, хлопнув дверью.

Констанция вздрогнула от этого звука, потом вскочила, а муж, все еще боясь
ослушаться приказа короля, продолжал дуть в флейту и нажимать на серебристые клапана.

—    Ну, теперь-то ты, Арман, я надеюсь, все понял? Спаси меня!

Граф де Бодуэн отложил флейту и посмотрел на свою жену абсолютно непонимающим
взглядом, наивным, как у ребенка.

—    Спаси меня от короля, Арман. Спаси!

—    Да нет, нет, — вдруг взорвался граф де Бодуэн. — Абсолютно нет никаких причин
беспокоиться и опасаться короля. Я не вижу таких причин.

Он остановился перед Констанцией и замахал перед ее лицом указательным пальцем.

—    Если ты, Констанция, не сможешь ему сопротивляться, то тогда должна винить себя,
самое себя — и больше никого другого.

—    Как ты можешь такое говорить?! — воскликнула Констанция, отшатнувшись от
мужа. — Как ты можешь?!

И граф понял, что сказал совсем не то, что следовало бы. Он принялся извиняться.

—    Констанция, прости меня, я не то сказал, прости.

Он несколько секунд смотрел в глаза жены. И в зеленоватых глазах Констанции, в
которых дрожали огоньки свечей, и в темных глазах самого Армана стояли слезы.
Мужчина и женщина не выдержали и бросились в объятия друг другу, слившись в жарком
поцелуе.

Но если бы кто-нибудь из них подошел в это время и взглянул в окно, то увидел бы
короля Пьемонта Витторио, стоявшего посреди двора с опущенной головой. Король
держал в руках трость с костяным набалдашником, с золотой монограммой и королевским
гербом. Он держал трость так, как держит рыцарь меч, готовясь броситься в бой. Длинная
уродливая тень тянулась от ног короля и ложилась на стену дворца графа де Бодуэна.

Слуги у кареты замерли в ожидании, испуганно поглядывая на застывшую фигуру
своего повелителя, боясь даже перешептываться. Только лошади нетерпеливо
постукивали копытами по мостовой, косили влажными глазами на короля Витторио,
стригли ушами и тихо ржали.