ведь мне ничего не остается и я тоже попал в ловушку, в страшную ловушку, устроенную
чувствами. А из этой ловушки выбраться посложнее, чем из какой — либо другой «.

Король медленно повернулся и негромко насвистывая, двинулся по длинной мрачной
галерее к своим покоям, туда, где находился его кабинет. Он вошел, сел за стол и
принялся просматривать бумаги, принесенные одним из министров. Он быстро читал
приказы, ставил свою подпись, что-то подчеркивал, кое-какие листы откладывал в
сторону, оставляя решение на будущее. От многих сообщений лицо короля делалось
мрачным, лоб бороздили глубокие морщины, и король Витторио, отложив перо, сжимал и
разжимал кулаки.

» Дьявол! Неужели дело дойдет до войны? Неужели я ничего не смогу
предпринять?«Он внимательно, уже в который раз перечитывал сообщение одного из
своих военачальников.

Среди ночи король Витторио вдруг открыл глаза, резко вскочил и опираясь локтем о
высокую спинку кровати, посмотрел на Констанцию. Та, казалось, спит, ее лицо,
выхваченное из темноты золотистым светом трепещущей свечи, было прекрасно и
безмятежно. Король долго смотрел, облизывая пересохшие губы.

» Как она хороша и как тяжело мне все это ей сказать!«Констанция почувствовала, что
король смотрит на нее имедленно обернулась. Но на ее лице не было ни радостной улыбки,
ни огорчения.

—    Я должен уехать отсюда, не могу же я вечно сидеть в Риволи. Ведь все мое
правительство находится в Турине, и я устал туда-сюда мотаться. А если мое
правительство в Турине, то и я должен быть там.

Король не смотрел на Констанцию, он отвернулся и, щуря глаза, всматривался в яркие
язычки пламени свечей.

Констанция все это время молчала, и король явно нервничал, продолжив:

—    Эти поездки туда-назад меня совершенно измотали.

—    Я не вернусь в Турин никогда и ни под каким предлогом, — вдруг как-то буднично,
будто уже о давно решенном и не требующем никакого обсуждения, сказала Констанция.
Король Витторио тяжело вздохнул.

—    Констанция, я люблю тебя и поэтому ты останешься там, где я посчитаю нужным.

—    Ты даже себя не любишь, — вдруг резко бросила Констанция, — ты знаешь только,
что такое власть и обладание. Власть и обладание — больше ничего тебе не известно. Я не
твоя лошадь, что ты вот так можешь распоряжаться моей жизнью.

—    Ты мой дом, — спокойно сказал король Витторио и, повернув голову, посмотрел в
глаза Констанции.

—    Так пусть тогда твои министры приезжают сюда, где твой дом, и они, я в этом
уверена, будут уважать тебя больше. Король Витторио улыбнулся. Он слушал слова
Констанции с таким видом, как взрослый мужчина слушает рассуждения ребенка. — Чем
меньше они тебя будут видеть, тем больше будут уважать.

—    Нет, Констанция, ты преувеличиваешь.

—    Ничего я не преувеличиваю! — горячо заговорила Констанция. — Вот, смотри, у
меня есть список твоих министров, — Констанция ловко из-под подушки достала
несколько сложенных вдвое листков бумаги и устроившись поудобнее, начала читать и
передавать листки королю. — А вот это список ненадежных людей.

Король с удивлением взял список в руки и принялся просматривать, поднеся список к
свече.

—    Ты знаешь, кстати, что граф Треве за твоей спиной ведет переговоры с французами.
Знаешь ли ты, король, что Треве на жаловании у французов?

Король вновь улыбнулся, и эта улыбка снова была как у взрослого, многоопытного
человека, слушающего рассуждения ребенка.

Констанцию эта улыбка обозлила.

—    Это абсурд, Констанция, Треве слабоумный.