После отъезда кардинала графиня де ла Мотт предпочитала как можно реже появляться
в Версале, занявшись собственными делами. Ее муж, граф де ла Мотт, благополучно
вернулся из Англии, где после нескольких неудачных попыток наконец-то смог продать
бриллианты одному не слишком обремененному тяжестью моральных устоев ювелиру.
Сумма, которую он получил, оказалась даже большей, чем рассчитывала графиня де ла
Мотт. Деньги им были, положены на счет, открытый для графа де ла Мотта в
Вестминстерском банке. Этот банк имел отделение в Париже, где наличные деньги можно
было получить по первому же требованию, имея на руках вексель, выписанный в Лондоне.
Граф де ла Мотт не собирался извещать супругу о том, что в его распоряжении оказалось
несколько больше средств. Немного поразмыслив, он снял излишек со счета в
Вестминсерском банке и заложил его под довольно высокие проценты одному из
лондонских ростовщиков, с которым был давно знаком.

Из-за этого граф де ла Мотт возвращался в Париж в преподнятом настроении. Что ж,
его можно было понять — после того, что случилось в последнее время граф отнюдь не
был уверен в том, что когда-нибудь, в один прекрасный момент мадам де ла Мотт ни
вышвырнет его на улицу без гроша в кармане. Такая изобретательная хитрая особа могла
найти сколько угодно способов для этого. В конце концов, великий капеллан Франции
кардинал де Роан считал ее своей благодетельницей, своим ангелом-хранителем, и вполне
мог организовать бракоразводный процесс, в результате которого графу могли достаться
лишь его долги.

Теперь же он обеспечил себе пусть небогатое, но безбедное существование на
ближайщие годы, а оттого вполне мог радоваться жизни. Он твердо решил возобновить
отношения с Мари — Николь, которая была куда более предсказуема в своих поступках и
зависима от графа, нежели его богатая, властная и своенравная супруга.

Кардинал де Роан, пребывая в счастливом неведении относительно реального
положения вещей, проводил время за бесчисленными теологическими диспутами,
перемежавшимися вопросами конкретной политики. В Италии ему нравилось, и его
пребывание там согревалось мыслью о любимой женщине, которая, как был уверен де
Роан, с нетерпением ожидала его возвращения. Оставаясь наедине с самим собой,
кардинал доставал из самого глубокого кармана платок с вышитой на нем монограммой и
долго разглядывал его, подносил к губам, шептал нежные и ласковые слова.

Калиостро понемногу приходил в себя, хотя временами необузданный итальянский
темперамент заставлял его совершать труднообъяснимые поступки.

Например, на одном из немногочисленных спиритических сеансов, которые ему все
еще удавалось проводить в Париже, устами духа знаменитого министра финансов при
дворе Людовика XIV Николя Фуке Калиостро объявил всех собравшихся преступниками
и казнокрадами, в результате чего вечер закончился грандиозным скандалом. Калиостро
едва ли не взашей вытолкали из дома герцогини де Сен-Жермер, где проходил вечер, а
взбешенный герцог пообещал навсегда похоронить Калиостро в Бастилии.

После этого знаменитый итальянский маг и провидец надолго исчез из поля зрения
парижской публики, предпочитая проводить время в номере своей дешевой гостиницы за
столь же дешевым вином. Его собутыльником часто бывал Рето де Виллет, который по-
прежнему не получил никаких денег за участие в афере с ожерельем.

Калиостро часто порывался отомстить графине де ла Мотт, но, вспоминая о своем
близком знакомстве с кардиналом де Роаном и тех советах, которые он давал его
высокопреосвященству, Калиостро быстро скисал вновь обращался к винному бокалу.

Графиня де ла Мотт давно не давала о себе знать, и временами Калиостро казалось, что
обещанных ею денег он так и не получит. Однако до тех пор, пока не вернулся из Англии
граф де ла Мотт, Калиостро не предпринил никаких усилий для того, чтобы взыскать с
графини положенные ему деньги.

В иной раз Калиостро посещали мысли о том, чтобы каким-либо образом навредить
графине де ла Мотт официальным образом. Несколько раз он даже пытался обнаружить