преобразования начинается с того, что мы уделяем
внимание проблеме ярости.

Когда мы позволяем себе учиться у собственной ярости и
тем самым ее преобразуем, она рассеивается. Теперь мы
снова можем использовать ее энергию в других областях,
особенно в творческой. Хотя некоторые люди утверждают,
что способны творить, движимые постоянной яростью,
проблема в том, что ярость ограничивает доступ к
коллективному бессознательному - неисчерпаемому запасу
навеянных воображением образов и мыслей, а потому
человек, чье творчество питается яростью, склонен снова и
снова создавать одно и то же, не в силах воплотить ничего
нового. Непреображенная ярость может стать нескончаемой
мантрой, смысл которой в том, что "ах как мы угнетены,
обижены и измучены".

Одна моя подруга и помощница по устройству
представлений утверждает, что постоянно пребывает в
ярости и отвергает любые попытки помочь ей справиться с
ней. Создавая сценарии о войне, она пишет про плохих
людей; когда сценарии посвящены культуре, в них тоже
действуют отрицательные персонажи. Когда она пишет
сценарии о любви, в них появляются все те же плохие люди
с теми же дурными намерениями. Ярость разъедает нашу
веру в то, что может случиться что-то хорошее. Что-то
происходит с надеждой. А за утратой надежды обычно
кроется страх, за страхом - гнев, за гневом - боль, за болью

- то или иное страдание, иногда свежее, но чаще всего
застарелое.

Из травматологии нам известно: чем скорее приняты меры,
тем меньше риск ухудшения или осложнения. И еще, чем
быстрее будет оказана медицинская помощь, тем скорее
заживет травма. То же самое справедливо и для душевной
травмы. Каково бы нам было, если бы сломанная в детстве
нога до сих пор не срослась как следует?

Первичная травма способна вызвать сильнейшие
нарушения других систем и ритмов организма: иммунной и
костной системы, двигательной способности и т.д. В
точности то же самое происходит и при застарелых
психологических травмах. Многие по неведению или
небрежности не уделили им своевременного внимания.
Теперь они, образно выражаясь, вернулись с войны, но
душой и телом они все еще на поле битвы. Однако, питая
ярость - то есть последствия травмы, - мы, вместо того
чтобы искать выход, причину ярости и способ с ней
справиться, до конца дней своих запираемся в комнате,
которая до отказа наполнена яростью. Но так жить
невозможно, ни время от времени, ни постоянно. Ведь есть
и другая жизнь - за пределами слепой ярости. Как мы видим