Грэи Билфелдт

шей сделкой Билфелдта, которая катапультировала его в более высокий эшелон участников рынка. Такова вкратце история о том, как однолотовый рейдер рынка кукурузы вошел в одну лигу с наиболее выдающимися корпоративными участниками фьючерсного рынка казначейских облигаций.

Билфелдт как никто другой далек от расхожего образа крупномасштабного рейдера этой рискованной сферы фьючерсной торговли. Едва ли можно было ожидать, что один из мировых гигантов рынка облигаций сыщется в Пеории. Привязанность Билфелдта к своему родному городу настолько велика, что он отказался даже от мысли стать биржевым рейдером Чикагской Торговой Палаты. Ведь тогда ему пришлось бы расстаться со своим излюбленным укладом жизни. Билфелдт — воплощение типичного жителя маленького американского городка: честен, трудолюбив, предан семье и обществу. Одной из своих главных целей Билфелдт считает вложение части заработанного торговлей богатства в реализацию проектов развития своего родного города.

Наша беседа с Билфелдтом проходила в его большом, удобно обставленном кабинете. Огромный, обвитый проводами стол по обе стороны окружен десятком котировочных экранов. Несмотря на такое изобилие электроники, он не кажется чрезмерно привязанным к ней. За время нашей беседы Билфелдт лишь изредка поглядывал на эти экраны. Вообще, мне трудно вообразить Билфелдта лихорадочно работающим со всей окружающей его тех-никой.

В общении Билфелдт мягок и немногословен. И очень скромен: он всё время стеснялся говорить о своих достижениях, боясь показаться хвастуном. Из-за крайней природной скромности он избегал обсуждения даже, казалось бы, безобидных вопросов. Так, говоря о причинах чистого проигрыша по конкретному году, он вдруг попросил меня выключить диктофон. Я терялся в догадках относительно того, что могло бы потребовать таких мер предосторожности. Как потом выяснилось — ничего особенного. В тот год он проигрывал, поскольку был перегружен другими обязанностями, в том числе и членством в Совете директоров Чикагской Торговой Палаты, требовавшим частых поездок в Чикаго. Очевидно, он не хотел обсуждать это, чтобы не сложилось впечатления, будто он возлагает вину за свой проигрыш на занятия другими делами, которые он считает частью своего естественного долга.

Сочетание в характере Билфелдта природной скромности, консерватизма и лаконичности сильно осложнило нашу беседу. Практически из всех интервью, которые я брал, это был единственный случай, когда ответы, в среднем, получились короче вопросов. Я уже стал подумывать об исключении этого интервью из книги — благо других материалов было в избытке. Но история Билфелдта была до того притягательной, а его личность — настолько силь-