название болезни. Обычно же врач ограничивается изучением симптомов (лихорадка, мокрота),
ухаживает за больным (кровопускания, ванны), но вовсе не стремится определить место данной
болезни в какой-либо классификации. Да и диагнозов еще нет, есть лишь описания симптомов.

В эпоху толстовского Ивана Ильича болезнь — уже целостное понятие и должна иметь название и
место в классификации. Установить это должен врач, и именно из его слов станет ясно, насколько все
серьезно. Ведь болезнь мо» сет быть опасной, а может быть и пустяковой, все зависит от точного
диагноза. С первой же консультации Иван Ильич вцепляется в своего врача, как клещ. Отныне мысль
ею неотступно будет следовать за надеждами и сомнениями доктора. «Для Ивана Ильича был важен
только один вопрос: опасно ли его положение или нет? Но доктор игнорировал этот неуместный
вопрос. (...) Не было вопроса о жизни Ивана Ильича, а был спор между блуждающей почкой и слепой
кишкой». Больной по-своему толкует рассуждения врача. «Из резюме доктора Иван Ильич вывел то
заключение, что плохо, а что ему, доктору, да, пожалуй, и всем все равно, а ему плохо». Отныне вся его
судьба зависела от диагноза, трудного диагноза, которого еще не было.

Иван Ильич входит в орбиту медицинских хлопот. «Главным занятием Ивана Ильича со времени
посещения доктора стало точное исполнение предписаний относительно гигиены и принимания
лекарств и прислушиванье к своей боли, ко всем своим отправлениям организма. Главными
интересами Ивана Ильича стали людские болезни и людское здоровье. Когда при нем говорили о
больных, об умерших, о выздоровевших, особенно о такой болезни, которая походила на его, он,
стараясь скрыть свое волнение, прислушивался, расспрашивал и делал применение к своей болезни».
Он читает книги по медицине, снова и снова советуется с врачами. Иван Ильич «делал над собой
усилия, чтобы заставлять себя думать, что ему лучше. И он мог обманывать себя, пока ничего не
волновало его». Но когда случалась неприятность на службе или дома, с женой, неясная тревога и
страх снова овладевали им.

Теперь его настроение полностью определяется тем, как идет лечение. Он постоянно прислушивается к
своему организму и пристально следит за мерами, принимаемыми вр  ) чами. Быстро разочаровываясь
то в одном, то в другом, я почти готов уже довериться шарлатану, исцелявшему иконами. «Этот случай
испугал его. «Неужели я так умственно ослабел?» — сказал он себе». Болезнь держит Ивана Ильича,
точно белку в тесной клетке.

Тем временем боль усиливалась. «Нельзя было себя обманывать: что-то страшное, новое и такое
значительное, чего значительнее никогда в жизни не было с Иваном Ильичом, совершалось в нем. И он
один знал про это, все же окружающие не понимали или не хотели понимать и думали, что все на свете
идет по-прежнему». Это моральное одиночество мучит больного еще больше, чем физические
страдания. Окружающие ни намеком не дают ему понять, что осознают, как серьезно его положение.
Они старательно поддерживают атмосферу банальной повседневности: так, думают они, больному
будет легче сохранить силу духа.

Иван Ильич оказывается в центре настоящей комедии. «Его приятели начинали дружески подшучивать
над его мнительностью, как будто то что-то ужасное и страшное, неслыханное, что завелось в нем и не
переставая сосет его и неудержимо влечет куда-то, есть самый приятный предмет для шутки». Жена же
ведет себя так, словно вся его болезнь была лишь «новая неприятность, которую он делает жене. Иван
Ильич чувствовал, что это выходило у нее невольно, но от этого ему не легче было». Она обращается с
ним, как с ребенком.

Так могло продолжаться еще долго, но как-то раз Иван Ильич слышит разговор жены с ее братом:

«Тебе не видно — он мертвый человек, посмотри его глаза. Нет света». Это было ново: больной не
знал, как все выглядит со стороны. Однако он, по-видимому, не услышал здесь предупреждения. Он
«отошел, пошел к себе, лег и стал думать». О смерти? Нет, все о той же блуждающей почке. «И он
усилием воображения старался поймать эту почку, остановить, укрепить ее; так мало нужно, казалось
ему». Предупреждение не услышано, отвергнуто — Иван Ильич едет к новому врачу. В своем
воображении больной пытается восстановить почку и даже начинает чувствовать облегчение. Но боль
возвращается и убивает последние иллюзии.

«Слепая кишка! Почка, — сказал он себе. — Не в слепой кишке, не в почке дело, а в жизни и... смерти.
(...) Смерть, а я думаю о кишке». Он вдруг ясно видит истину. «Зачем обманывать себя? Разве не
очевидно всем, кроме меня, что я умираю, и вопрос только в числе недель, дней — сейчас, может быть.