— Ничего, дорогая, все
будет хорошо. И вот долгожданный вечер настал. Мадемуазель
Аламбер заехала за баронессой Дюамель, чтобы вместе с ней отправиться в
оперу .Женщины уже спускались по широкой мраморной лестнице, экипаж Констанции
ждал у крыльца, а Колетта, которой Констанция четверть часа втолковывала все
подробности своего хитроумного плана, оставшись одна, испугалась предстоящей
встречи.
Боясь, что опоздает и мать уедет, Колетта со слезами на глазах бросилась вслед
за
баронессой:
— Мама, мама, возьми меня с
собой! — кричала Колетта, растирая по лицу слезы.
Констанция досадливо поморщилась, а баронесса
строго посмотрела на дочь.
— Ты наказана, Колетта, и
еще целую неделю тебе будет запрещено появляться в
обществе.
— Но, мама, я так хочу
пойти с тобой в оперу... — Колетта с надеждой смотрела на
Констанцию, словно бы говоря своим взглядом: ну пожалуйста, уговори мою мать
взять
меня в оперу, я так боюсь встречи с Александром!
Но Констанция оставалась безучастной к этим
немым просьбам девушки. Ведь в ее
планы не входили ни спокойствие баронессы Дюамель, ни устройство счастья самой
Колетты. Ей всего лишь нужно было отомстить Эмилю де Мориво за его
предательство. И
поэтому она не проронила ни слова, предоставив выяснять отношения дочери и
матери
самим.
— Мама, я обещаю тебе
больше никогда не поступать так дурно! Ну пожалуйста,
возьми меня с собой!
Баронесса колебалась, но Констанция крепко
сжала ее локоть, как бы говоря: нельзя
уступать, нужно быть твердой до конца.
И тяжело вздохнув, Франсуаза Дюамель
отрицательно покачала головой.
— Нет, ты останешься дома,
ты наказана.
— Но мама, пожалуйста!
— Я никогда не отменяю
данного мной слова. Ведь мы с тобой договорились, и ты
должна прочувствовать всю тяжесть своего поступка.
Заплакав навзрыд, Колетта побрела в свою
спальню. Но правда, с каждым шагом в
девушке нарастала злость на свою мать.
— Ну и пусть, — шептала
она, — не хочешь взять меня с собой, так я устрою. Я назло
тебе встречусь с Александром Шенье — и ты об этом даже не узнаешь.
Примерно такие же мысли навестили в этот
момент и Констанцию. Она в душе
посмеивалась над доверчивой баронессой Дюамель и над незадачливой молодой
возлюбленной.
Так и не дойдя до спальни, Колетта Дюамель
промокнула последние слезы. Глаза ее
были сухи и блестели неизвестно от чего — то ли от злости, то ли от
предвкушения
любовного свидания.
Загрохотал, отъезжая от дома экипаж
Констанции Аламбер, увозя с собой ненавистную
теперь уже мать.
Служанка подошла к своей юной госпоже.
— Пора, — только и сказала
она.
— Я так волнуюсь! —
воскликнула Колетта.
— Некогда отдаваться на
волю чувств, мадемуазель, нужно спешить, у нас слишком
мало времени, — и девушки заспешили к черному ходу. — Подождите немного,
мадемуазель, — служанка приоткрыла дверь и вышла на низкое крыльцо с зажженным
канделябром в руке.
Невдалеке, на противоположной стороне улицы,
тускло освещенной масляными
фонарями, ждала карета.
Девушка махнула рукой, и экипаж подкатил к
крыльцу. Служанка пристально
осмотрелась: улица была пуста. И она подала знак своей госпоже.