перестал встречаться с министрами. Даже бумаги первостепенной важности, которые
курьеры привозили во дворец короля в Риволи, по несколько недель оказывались не
прочитанными и не подписанными.

— Господи, наш король потерял рассудок, — перешептывались придворные, — что-то
надо делать!

Но никто из придворных не мог повлиять на короля, тем более на Констанцию. Да и
каждый опасался за свою карьеру, за свою судьбу, ведь перед глазами был яркий пример,
как Констанция расправилась с семьей графа де Бодуэна. Все были высланы в загородное
поместье, всем де Бодуэнам было запрещено появляться при дворе, асвященник был
вообще отправлен за пределы Пьемонта. Констанция де Бодуэн, фаворитка короля,
позволяла себе совершенно сумасбродные выходки. Появившись во дворце кого-нибудь
из придворных, она тут же требовала, чтобы та или иная картина, скульптура или
драгоценность, прекрасная лошадь или еще что — нибудь приглянувшееся ей, были
переданы королю, вернее, не переданы, а отданы в дар.

Король, понимая, что поведение Констанции вызывает массу кривотолков и нареканий,
несколько раз пытался остановить и удержать ее. Но все это было бессмысленно. После
подобных разговоров Констанция не подпускала к себе короля, не разговаривала с ним,
угрюмо молчала и не отвечала на его вопросы. И это доводило короля Витторио до
бешенства. Он был вне себя, придирался к слугам, мог накричать и оскорбить любого из
самых уважаемых своих советников, обозвать их трусами, лжецами и казнокрадами. Все
боялись попадаться на глаза королю Пьемонта Витторио.

Одна лишь Констанция вела себя независимо. Она могла себе позволить говорить
королю все, что думает, могла спорить с ним по самому незначительному поводу и даже
эти споры и злые выходки Констанции доставляли королю Витторио неописуемое
наслаждение. Ведь он все еще надеялся — скоро придет время и Констанция полюбит его,
а даже думать о том, чтобы расстаться с этой прекрасной, дерзкой холодной женщиной,
он не мог, сразу же отбрасывал подобные мысли. Он не мог себе представить и одного дня,
проведенного порознь со своей возлюбленной. Ревность кипела вего душе, едва он
оставлял Констанцию одну.

» Как она там? — думал король Витторио. — Может быть, она с кем-нибудь
разговаривает, вспоминает свое прошлое, вспоминает графа де Бодуэна?«

И он, бросая государственные дела, мчался в Риволи.

Констанция расхаживала по дворцу, изредка останавливаясь пред той или иной
картиной, перевезенной в Риволи. Вермеер Дельфтский висел теперь у нее в спальне,
Караваджо — в гостиной, Тинторетто и Веронезе украшали ее уборную.

Король радостно поднимался по лестнице.

—    Констанция, ну как, ты скучала без меня? — обращался он к своей фаворитке.

Констанция заметно передергивала плечами, морщилась.

—    А почему я должна скучать, ваше величество?

—    Да не называй ты меня, в конце концов, » ваше величество «!

—    Хорошо, — кротко говорила Констанция, отходя к окну и глядя на зеленеющие
холмы и серые скалы.

—    Та ты скучала, или нет, признайся?

—    Я же говорю тебе, что я не скучала.

—    А чем ты занималась, пока меня не было?

—    Ничем не занималась.

—    А ты хоть ждала меня? — спрашивал король, обнимая Констанцию.

Она передергивала плечами, пытаясь высвободиться из объятий

—    Ничем я не занималась. Гуляла, смотрела картины, дышала свежим воздухом.

—    Боже, да неужели ты совсем не думала обо мне? Неужели ты даже не вспомнила о
моем существовании?