Веселясь, господин де Калонн воскликнул:
— Погодите, погодите, я,
кажется, понимаю! Он обратился к хирургу:
— Скажите, я правильно
угадал, что вы обнаружили этот народ в бедре вашего
больного? — спросил он.
Покачиваясь за столом, хирург кивнул. — Да.
— Какой он забавный! —
воскликнула госпожа де Жанлис.
Хирург приступил к объяснениям.
— Меня немало изумило, —
сказал оратор, не обращая внимания на возгласы
присутствующих и засовывая пальцы в карманы штанов, — что я нашел себе столько
собеседников в этом бедре. И я умел входить к моему больному совершенно особым
образом. Когда в первый раз я добрался к нему под кожу, я увидел там целый рой
крохотных живых существ, которые копошились, что-то думали, о чем-то
рассуждали.
Одни из них жили в теле этого человека, другие — в его сознании. Мысли его тоже
были
самостоятельными существами. Они рождались на свет, росли, умирали. Среди них
можно было встретить больных, здоровых, веселых, грустных — словом, у каждой из
них
было свое, ни на что непохожее лицо.
— По-моему, он перебрал лишнего, — заметила
госпожа де Сен-Жам, — и у него
начались галлюцинации.
— Да погодите вы, — шикнула
на нее одна из дам, — дайте послушать. Он и вправду
очень смешной. Надо же, такое придумать. А ведь мне казалось, что у врачей
совершенно
нет фантазии.
— Существа эти сражались друг с другом, —
продолжал хирург, — или друг друга
ласкали. Были и такие мысли, которые вырывались наружу и уходили жить в мир
идей.
Тогда я понял, что существуют две вселенные — видимая и невидимая. Что у земли,
так
же как и у человека, есть тело и душа.
Господин де Калонн, который поначалу выглядел
более заинтересованным, чем
остальные, постепенно стал вновь увлекаться своей соседкой, госпожей де Жанлис.
Раскрепощенному поведению его рук способствовало в немалой степени то, что
оплывавшие свечи горели значительно тусклее, чем в начале вечера.
Хирург все еще разглагольствовал.
— Вся природа открылась
передо мной. Я ощутил всю ее необъятность, едва только
моим глазам предстали эти мириады живых существ, которые где вперемежку, а где,
разделившись на отдельные виды, заполняют наш мир, являя собою повсюду одну и
ту же
одушевленную материю, будь то глыба мрамора или сам господь Бог. Какое это
восхитительное зрелище! Словом, вся вселенная была там. Когда я вонзил нож в
это
пораженное гангреной бедро, я уничтожил тысячи таких тварей. Госпожа де Жанлис,
которая была увлечена отражением нападения рук господина де Калонна, неожиданно
хихикнула. Хирург принял это на свой счет.
— Вам смешно, сударыня,
слышать, что и вас тоже вот так поедают живьем, — мрачно
произнес он, — а эти-то на самом деле так. Генеральный контролер финансов был
вынужден отвлечься от своего занятия для того, чтобы защитить даму.
— Пожалуйста, без
личностей, — сказал господин де Калонн. — Рассказывайте только
о себе и о вашем больном.
Покачиваясь из стороны в сторону, хирург
потянулся сразу за еще одним бокалом, но
его сосед не позволил ему совершить такую глупость. В противном случае, мало
вероятно,
чтобы кому-то удалось услышать окончание этого диковинного рассказа.
— Мой больной, приведенный
в ужас криками этих микроскопических существ,
попросил меня прервать операцию, — замогильным голосом сказал врач, убедившись
в
том, что ему не удастся более выпить вина. — О, Бог мой! — взвизгнула госпожа
де
Жанлис. Никто не понял, к чему относилось это восклицание — к деяниям мрачного
хирурга или поступкам господина де Калонна. Но это уже не имело особого
значения.
Хирург, возвысив голос, закончил: