Христианство пыталось, конечно, побороть такое представление, накладывавшее на внезапную смерть
отпечаток бесчестия. Но и позиция христианских авторитетов была полна малодушных недомолвок.

По мнению Гийома Дюрана, епископа Мендского (XIII в.), умереть скоропостижно — значит «умереть
не по какой-либо явной причине, но по одному только произволению Божьему». Однако умерший не
должен в этом случае рассматриваться как заклейменный проклятием, и его следует похоронить по-
христиански. Ибо «праведный, в какой бы час он ни ушел из жизни, спасен». Несмотря на такое
принципиальное утверждение, епископ Гийом пытался все же сделать уступку господствующему
мнению: «Если кто-либо умирает внезапно, предаваясь распространенным играм, таким, как игра в мяч
или в шары, то он может быть похоронен на кладбище, ибо не помышлял причинить зло кому бы то ни
было». То есть речь шла лишь о допустимости христианского погребения в этом случае. Отсюда те
оговорки, которые делали некоторые толкователиканонисты: «Поскольку он предавался развлечениям
мира сего, то иные говорят, что он должен быть похоронен без пения псалмов и других погребальных
обрядов».

Если по поводу скоропостижной смерти честного игрока еще можно было дискутировать, то в случае с
человеком, умершим от порчи, сомнений уже не было. Жертва не может быть объявлена невинной, она
неизбежно запятнана «низменностью» своей смерти. Г ийом Дюран объединяет жертву колдовства с
людьми, умершими во время прелюбодеяния, кражи или языческих игрищ, то есть вообще всех игр, за
исключением рыцарских турниров (многие канонисты не делали снисхождения и для турниров).

Народное осуждение, постигавшее жертву злодейского убийства, если и не препятствовало ей быть
похороненной по-христиански, то иногда налагало на нее нечто вроде штрафа. Канонист Томассен,
писавший в 1710 г., сообщает, что в XIII в. архипресвитерц Венгрии имели обыкновение «взимать
марку серебра с тех, кто был злосчастно убит мечом, или ядом, или иными подобными же способами,
прежде чем позволить предать их земле». Понадобился церковный собор в Буде в 1279 г., чтобы
внушить венгерскому духовенству, что «этот обычай не может распространяться на тех, кто погиб
случайно в результате падения, при пожаре, обвале или иных подобных происшествиях, но чтобы им
давали христианское погребение, если только перед смертью они проявили признаки покаяния». Сам
Томассен, как человек XVIII в., считал такие требования чрезмерными. Однако еще в начале XVII в.
этот народный предрассудок сохранял свою силу: в поминальных молитвах за французского короля
Генриха IV проповедники считали себя обязанными обелить убитого монарха от бесчестивших его
обстоятельств смерти под ножом Равальяка.

Еще в большей мере была позорной смерть приговоренных. Вплоть до XIV в. им отказывали даже в
возможности спасти свою душу перед казнью: в ином мире их должно было ожидать то же проклятие,
что и в этом. Лишь нищенствующие монашеские ордена при поддержке папства добились у светских
властей права давать последнее напутствие осужденным на казнь. Отныне всегда кто-либо из монахов,
принадлежавших к тому или иному нищенствующему ордену, сопровождал приговоренных в их
скорбном пути на эшафот.

Напротив, в обществе, основывавшемся на рыцарских и вообще воинских образцах, знатные жертвы
военных действий оставались вне подозрения, тяготевшего над всякой внезапной смертью. Прежде
всего агония рыцаря, павшего в бою в окружении своих пэров, оставляла достаточно времени для
исполнения обычных обрядов, хотя бы и в усеченном виде. К тому же смерть Роланда, смерть рыцаря,
рассматривалась и клириками, и мирянами как смерть святого.

Однако у литургистов XIII в. начало проявляться иное умонастроение, соответствовавшее новому
идеалу мира и более далекое от рыцарских моделей. Для этих авторов смерть воина перестала быть
образцом благой кончины или же была таковой только при определенных условиях. Согласно
воззрениям того же Гийома Дюрана, погребения на кладбище и заупокойных месс могли быть
удостоены лишь участники справедливых войн. Эта оговорка могла бы иметь серьезные последствия,
если бы, однако, в рождавшихся в ту эпоху государствах привилегия, предназначавшаяся, по мысли
епископа Г ийома, для крестоносцев, не была распространена на всех солдат — участников светских
войн. При продолжительном соучастии церкви такое положение сохранялось вплоть до первой
мировой войны.

И все же свойственное клирикам отвращение к насильственной смерти побуждало Г ийома Дюрана,
несмотря на постепенное утверждение более нравственного и более разумного менталитета, по-
прежнему апеллировать к архаическим представлениям об осквернении священных мест жидкими